Добравшись до дома, я пересмотрела свои взгляды на английский язык и, после года проживания в Лондоне, решила наконец взяться за его изучение.

Каштан

У меня под окнами расцвел каштан. Огромный пышный каштан с кремовыми свечками на раскидистых листьях-лапах. Такой большой, что заполнил все окно. До последней недели я думала, что у меня комната с видом на улицу. Теперь у меня комната с видом на каштан. Мы переезжали на новую квартиру в марте, и я, не большой знаток растительности, отметила только наличие дерева во дворе. А вот судьба теперь преподнесла такой сюрприз. Я больше не еду туда, где обитают каштаны. Каштан поселился прямо у меня под окном.

Россия, пятью годами раньше. Уральский промышленный мегаполис после зимы. Усталость и унылость. Серость и сырость. Снаружи и изнутри. Я несколько месяцев после тяжелой болезни, из реанимации, почти с того света. Самое страшное уже позади, но шансы на окончательное исцеление весьма призрачны. Болезнь регрессирует временами, и боюсь, что будет напоминать о себе всю жизнь. Я в тот период не думаю про всю жизнь. Я все еще не верю, что живу, что это надолго и что это стоит того. В смысле, продолжение тупикового существования, бессмысленное и монотонное оттягивание конца. Где-то работаю и где-то обитаю. Совершенно неважно где.

После выхода из больницы пришлось искать работу, искать ночлег. Город чужой, знакомых никого, а к своим возвращаться не хочется, чтобы лишний раз не травмировать. Да и надоели все эти сострадательные физиономии. Устроилась продавцом в книжный магазин, сняла комнату у престарелой бабки. Работа не нравилась, жилье тоже. Подумывала бросить и то и другое, только не знала, на что менять, и стоит ли вообще что-то менять в своей жизни или подождать следующей реанимации. Может, тогда и менять ничего не надо будет. Выбор отпадет сам собой.

В общем, настроения невеселые. Ничего в жизни не хочется, и это уже само по себе страшно. Ни к чему руки не тянутся, ни на что глаза не разгораются. Реву очень много. Как останусь одна, так реву. Дома, в транспорте, даже на работе. Магазин новый, только открылся, покупателей по одному в час. Хожу по магазину, читаю все подряд. Не то чтобы с целью, а так, от скуки. В учебном зале – словарь русского мата, в художественном – антологию Второй мировой войны, в прикладном – разведение неоновых рыбок. Привыкла читать с детства, а тут такое раздолье. В детском зале мне попадаются сказки Козлова, те, что про Ежика в тумане. С детства ощущения смутные: ну ежик и ежик. Заблудился где-то, лошадку звал, в реку упал, плыл по течению и смотрел в облака. Дурачок, в общем. А тут чего-то зачиталась от неимения другого занятия. И столько в этих сказках вдруг душевности обнаружила, и недетской мудрости, философии даже, и иронии вперемешку с сентиментальностью, что полюбила этого Ежика всей душой, и все сказки, что нашла в магазине, перечитала. А Ежик и не дурачок вовсе, а романтик и мечтатель. Поэт, можно сказать. Идеалист. Не принятый и не понятый звериным сообществом, но так и не согласившийся стать как все.

Помнился мне с детства один мультик, как Ежик плавал смотреть цветущие каштаны. В чем суть истории не помню, а запомнилась только его упертость, с которой он стремился эти каштаны увидеть. И так долго и непросто плыл, но опоздал, к его приезду каштан уже расцвел. Одинокий каштан на крохотном островке. И Ежик стоял завороженный и смотрел на это чудо. Я потом долго к родителям приставала, что это за каштаны такие и как они выглядят. Мама заговорила про киевские каштаны, папа про минские. И оба вдруг вспомнили холостую молодость и беззаботную юность и загрустили. И я так и не добилась от них, где эти каштаны посмотреть мне.

А идея осталась. Помню, одно время доставала всех знакомых по поводу этих каштанов. Все пожимали плечами. Откуда каштаны на Урале? Не растут они у нас. Вспомнили анекдот про тележку с жареными каштанами, которая лучший ориентир в южном городе, потому что мимо нее никак не пройдешь, и строчку из песни Шуфутинского «Каштаны негры продают на площади Конкорд…»

А однажды после майских праздников прихожу в университет, а у меня на парте стоит майонезная баночка с цветочком. Раскидистый такой лист и цветочная гроздь врастопырку, вроде гиацинта. Каштан, оказывается. Собственной персоной. Соседка по парте постаралась. Привезла откуда-то с югов, куда в гости ездила. Три дня в купе поезда, с ума сойти. Вот это подвиги! Я чуть не прослезилась. Унесла в общежитие, весь день любовалась, всем соседям показывала, он еще постоял сколько-то дней…

И вот вспомнилась мне вся эта история с Ежиком и давай я эту сказку искать. Все перерыла, все сборники – нету. Я и в Антологию детской литературы залезла, и по библиотекам походила, и сотрудниц других книжных магазинов подключила – нету. А мне как шлея под хвост попала – вынь да положь эту сказку. А прицепилась, потому что не могла никак вспомнить, на хрена Ежику этот каштан понадобился. Что там за прикол был. Так и не нашла. Расстроилась.

Приходит вдруг моя приятельница по работе и говорит: «В Сочи этих каштанов – пруд пруди. Особенно в мае. Как распустятся, так целые улицы светятся, даже ночью видать».

В Сочи я была один раз, в шестилетнем возрасте, папа возил меня на море. Но ездили в июне, и каштаны в памяти не отпечатались. Да и какие каштаны могли запомниться в шесть лет! Медузы запомнились, прозрачные и скользкие, на холодных круглых камнях, я вытаскивала их из воды и запускала в рукотворный бассейн из голышей. Светлячки в кустах сотнями: когда возвращались поздно вечером домой, кусты светились, как в сказке. Красные электромобильчики в парке аттракционов. С семи лет на них можно было ездить без родителей, до семи лет мне оставалось две недели, но папа все равно садился рядом со мной. Тогда я сердилась. Сейчас понимаю, что ему тоже хотелось кататься. Но кататься без меня его бы не пустили. И еще понимаю, что поездка с шестилетним ребенком на юг – это просто родительский подвиг. Без жены, но с ребенком. Девочкой. Дикарями. Отпечатались игры и аттракционы с утра до вечера, стереокино, поющие фонтаны и мороженое по три порции в день, выпрошенные у папы честными и нечестными путями. Счастливое беззаботное детство.

И в этот момент я отчетливо понимаю, что надо ехать в Сочи. И в моей беспорядочной вяло текущей жизни все вдруг становится на свои места. Причины целых три. Во-первых, Сочи – это детство, а детство – это свято. Во-вторых, Сочи – это море, а море – это всегда хорошо. Вот и Ежик мечтал увидеть море в одной из сказок. И дошел-таки! Ну, а в-третьих, каштаны. Чем не цель? Решение пришло так внезапно и четко, как давно уже ничего не приходило в мою жизнь. Впервые за последние полгода мне всерьез чего-то захотелось. На тот момент это был просто прорыв. Подала заявление на отпуск с первого мая и моментально ожила, повеселела и заинтересовалась окружающей жизнью.

Коллеги просто остолбенели. С каких таких денег на южные курорты ездить? Вся моя жизнь была на виду. Две тысячи рублей зарплата. Тысяча за комнату, пятьсот на питание, триста на проезд, двести на все остальное. Комната у престарелой бабки. Ни родителей, ни мужа, ни спонсора. Решили, что я сошла с ума. Сказок про Ежика перечитала.

Начальство было в полном ауте. Я им про Ежика и каштаны, конечно, не стала рассказывать. А то вместо южного курорта поеду в уральскую психбольницу. Ближайшая как раз в двадцати километрах к югу. Но они ничего не поняли и не приняли совершенно. Они мне рассказали, что после четырех месяцев работы никто в отпуск не просится, и что в мае в Сочи нечего делать, и что моей месячной зарплаты аккурат на билет до Сочи и хватит.

Не поверили, в общем. А зря. На тот момент меня бы сам черт не остановил. Потому что терять мне, по большому счету, было нечего. А приобрести что-нибудь очень хотелось. Хотелось безумства какого-то, безрассудности, отчаянности. Подвига, в конце концов. Взорвать всю свою жизнь изнутри, чтобы хоть как-то встряхнуть себя и заставить двигаться дальше. Куда-то